Лев Бородулин - один из классиков российской и мировой фотографии. Родившись в 1923 году в Москве, он во многом повторил непростую судьбу страны, но все же смог стать не просто известным фотографом, а одним из тех мастеров, которые вдохновляют новые поколения фотохудожников.

В 1940 году Лев Бородулин поступил на художественное отделение Московского полиграфического института. Но меньше чем через год начинается Великая Отечественная война, и студент Бородулин уходит на фронт, где провел все четыре года, дважды был серьезно ранен, оборонял Москву и брал Берлин. А после войны он вернулся в институт, заканчивать образование.

Примерно тогда же, в первые послевоенные годы, Лев Бородулин всерьез увлекся фотографией. Это было далеко не лучшее время для советской фотографической школы - опустившийся «железный занавес» и усилившаяся агитационно-пропагандистская работа едва не убили ее окончательно. Фотография как творческий процесс оказалась попросту невостребованной. Но все-таки Лев Бородулин, чье творчество формировалось под влиянием классиков советского модернизма, таких как Александр Родченко и Борис Игнатович, хотел заниматься именно фотоделом.

Он выбрал для себя едва ли не последнее направление в фотографии, остававшееся относительно свободным, - спорт. Более того, оказалось, что быть спортивным фотографом означает не только свободу от официоза и идеологии, но и возможность путешествовать по миру.

Пятнадцать лет Лев Бородулин как корреспондент «Огонька» посещал Олимпийские игры и другие соревнования, проходившие в разных странах. Результатом этого стали не только прекрасные снимки, но и признание их автора профессиональным сообществом. В частности, в 1964 году английский ежегодник Photography Year Book присвоил ему награду «Звезда мировой фотографии», а два года спустя на Играх в Мюнхене Бородулин был награжден золотой олимпийской медалью за достижения в области спортивной фотографии. Его также признали лучшим фотографом 1967 года по версии японской газеты «Асахи».

Но помимо спортивной фотографии Лев Бородулин собирал свою собственную коллекцию снимков - тех, которые делали лучшие фотохудожники страны.

В них отразились трудная военная и послевоенная жизнь, восстановление хозяйства и тяжелые условия, в которых трудились миллионы людей. Это была настоящая фотолетопись страны. Разумеется, о том, чтобы опубликовать эти кадры, не могло быть и речи.

В 1972 году Лев Бородулин навсегда покидает Советский Союз и уезжает в Израиль. Это еще одна страница в истории страны, которая тесно переплелась с жизнью фотографа. И вот уже более сорока лет он живет там, по-прежнему считаясь одним из лучших фотохудожников в этой стране и участвуя в многочисленных выставках и мастер-классах.

КОГДА-ТО у студента Московского полиграфического института Льва Бородулина не было денег на еду. Зато у него был фотоаппарат.

Им-то, как говорит сам Бородулин, он с голодухи и «нафотографировал» всевозможные спортивные соревнования, которые очень любил. Да так нафотографировал, что эти снимки напечатали в одном из ведущих журналов страны, а Бородулина через несколько лет признали классиком спортивной фотографии. А еще через несколько лет, когда Бородулин уже эмигрировал из Страны Советов на Землю обетованную, его работы стали продаваться на аукционах «Sotheby’s», «Christie’s» и «Swann».

В этом году Льву Бородулину исполнилось 80 лет. И в честь юбилея мэтра в Московском доме фотографии организовали ретроспективу его работ. Собрали практически все знаменитые кадры: красочный «Спортивный парад в Москве» 1956 года (Билл Клинтон выбрал эту фотографию для украшения Белого дома), загадочный «Мы играем в волейбол» (многие до сих пор не могут понять, каким образом был сделан этот снимок: то ли фотограф зарыл фотоаппарат посередине поля, то ли залез в яму и заставил людей играть вокруг нее), «Папа, больше жару!» (на снимке народный артист СССР Михаил Жаров с дочерьми делает зарядку). Но посетители выставки совсем не интересуются у консультантов особым бородулинским подходом к фотографии, не спрашивают даже о стоимости этих фотографий, а на входе задают билетерше один и тот же вопрос: «А ж… будет?» На что билетерша уже привычно отвечает: «Конечно, будет, куда же без нее». «Ж…» - это, пожалуй, самый известный и дорогостоящий снимок. В оригинале эта фотография называется «С вышки». «Ж…» же в 1960-м ее назвал товарищ Суслов, который однажды поутру, решив полистать периодическую печать, увидел на обложке уважаемого советского издания девушку, летящую с вышки. Поскольку Бородулин фотографировал спортсменку чуть выше высоты ее полета, то девушка вышла на фото не в профиль, не анфас и даже не боком, а самым натуральным советским задом. Видимо, зад начальству не понравился, потому что товарищ Суслов обозвал фотографию «летающей ж…», а журнал отнес «куда следует». Там ситуацию взяли под контроль, редактору сделали выговор, а за Бородулиным предложили «проследить» как за неблагонадежным. Вскоре неблагонадежность дала о себе знать: Лев Бородулин эмигрировал в Израиль вместе со своей «Ж…», которую на аукционе «Sothеby.s» продал за цену, в несколько раз превышающую изначальную стоимость снимка.

Лев Бородулин родился в Москве, в 1923 году. В 1940 году поступил на художественное отделение Московского полиграфического института, а в 1941 году - ушел на фронт. Прошел войну «от начала до конца», получил два серьезных ранения, был награжден медалями «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина»...

После войны Лев Бородулин вернулся в полиграфический институт, и окончив его серьезно увлекся фотографией. Послевоенные годы были самым тяжелым временем и в истории страны, и в истории советской фотографии. Начавшаяся еще в 30-е годы критика формализма в фотографии, затем кампания по борьбе с космополитизмом и антисемитская кампания конца 40-х годов привели к тому, что эпоха русского модернизма была вычеркнута из истории советского искусства, а большинство лидеров советской фотографии потеряли работу, в том числе из-за национальной принадлежности.

Мир разделил «железный занавес», страна очутилась в политической, экономической и культурной изоляции. Была прервана традиция организации крупных фотографических выставок и международных фестивалей, закрывались лучшие фотографические издания, прекратил свое существование «СССР на стройке». Перестав быть искусством, фотография стала средством агитации.

Именно в это время Лев Бородулин выбирает путь профессионального фотографа. Его творчество сформировалось под влиянием классиков советского модернизма: Александра Родченко, Бориса Игнатовича, Аркадия Шайхета и др. Обратившись к спортивной фотографии, единственной области, в которой художник мог быть свободным от идеологических установок, Бородулин прежде всего попытался возродить формальные принципы в фотографии, вписав новые страницы в историю отечественного фотоискусства.

Выбрав фотографию спорта, Бородулин обеспечил себе также определенную свободу передвижения по миру. За пятнадцать лет работы в «Огоньке» бок о бок с Дмитрием Бальтерманцем, Лев Бородулин объехал почти весь мир, снимая Олимпийские игры и чемпионаты мира, создав кадры, ставшие классикой российской и мировой спортивной фотографии. В 1964 году английский ежегодник «Photography Year Book» назвал Бородулина «Звездой мировой фотографии», в 1967 он был признан лучшим фотографом года, по мнению японской газеты «Асахи», а в 1972 году за достижения в области спортивной фотографии Лев Бородулин был награжден золотой олимпийской медалью в Мюнхене.

В 1972 году на пике славы Лев Бородулин покидает СССР. Вот уже 40 лет он работает в Израиле, став за это время одним из известнейших израильских фотографов.

Еще в 40-х годах, параллельно профессиональной работе в области фотографии, Бородулин начинает собирать коллекцию советской фотографии, прежде всего работы фотографов, запечатлевших Вторую мировую войну. Сегодня коллекция Льва Бородулина - одно из уникальных собраний, по которому можно восстановить как «историю России в фотографиях», так и историю русской фотографии XX века.

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лев Абрамович Бородулин (род. , Москва) - советский и израильский фотограф, мастер спортивной фотографии.

Биография

С 1940 по 1941 год учился на художественном отделении , который закончил только после окончания войны. Участвовал в Великой Отечественной войне , награждён медалями «За оборону Москвы » и «За взятие Берлина », имеет ранения.

Фотографией стал заниматься после окончания института. Первая публикация состоялась в 1947 году в студенческой газете «Сталинский печатник».

В 1950-1960 годах работал фотографом в редакции журнала «Огонёк ». Фотографировал спортивные соревнования, в том числе и крупные международные, проводившиеся за границей.

Фотография на обложке номера «Огонька», который был посвящён Летним Олимпийским играм 1960 года была раскритикована Михаилом Сусловым , чья статья была написана в газете Правда, как «письмо читателя».

Первый фотограф в СССР, который использовал объектив «Рыбий глаз » .

Также Бородулин коллекционировал фотографии мастеров советской фотографии - Родченко , Шайхета , Халдея , Халипа , Гурария , Альперта , Зельма , Рюмкина и др.

Напишите отзыв о статье "Бородулин, Лев Абрамович"

Ссылки

• . .
• . .
• . .
• . .
• . .
• . .
• . .
• . .
• . .

Примечания

Отрывок, характеризующий Бородулин, Лев Абрамович

– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.